Он заметил пачку бумаг, высыпавшихся из ее расслабленных пальцев, и кровь застучала в ушах. Что он тут оставил? Было ли там что-то, что могло раскрыть его обман? Подкравшись к столу, он заглянул в бумаги, веером высыпавшиеся из ее руки.
Ничего важного, только накладные. Ей стало скучно просматривать их, и она задремала. Приходила ли она сюда раньше?
Не имеет значения, больше это не повторится. Одно дело – дразнить его и насмехаться над ним, и совсем другое – нарушить его уединение. Этого он не станет терпеть. Он хотел потрясти ее за плечо, чтобы разбудить, но тут взгляд его упал на кусок кварца, который он клал на бумаги.
С мрачной решимостью Грифф взял его, отодвинувшись к краю стола, наклонился и уронил камень в непосредственной близости от ее головы, но так, чтобы ее не поранить Камень с громким стуком ударился о дерево.
Она вскочила как ошпаренная.
В то же мгновение он нагнулся вперед, уперся кулаками в стол и прорычал:
– Какого черта вы здесь делаете?
Пачка бумаг выскользнула из ее руки и рассыпалась по полу.
– Почему я... тут был...
– Вы не имеете права входить в мою комнату без моего разрешения.
Несколько мгновений она смотрела на него, охваченная смятением, потом бросила взгляд на отодвинутое от стены бюро и прищурилась:
– У вас хватает наглости обвинять меня? А сколько запертых комнат посетили вы без моего позволения? Отвечайте!
– Столько, сколько посчитал нужным. – Ведь этот дом по праву принадлежал ему. – У меня не было выбора. Вы отказали мне в уединении, преследовали меня, потом приставили ко мне лакея.
– Вы сами отказались от права на уединение, когда стали шнырять по моему дому!
Грифф в ярости схватил Розалинду под руки и поднял из кресла.
– А вы пренебрегли вежливостью, ворвались ко мне в комнату. А теперь убирайтесь!
Он отпустил ее, и она, шатаясь, отступила назад, явно потрясенная тем, как грубо он с ней обошелся. Но тут же выпрямилась и гневно посмотрела на него:
– Я не уйду до тех пор, пока вы не скажете, что вам нужно. Вы приложили много стараний, чтобы получить возможность свободно передвигаться по дому. Итак, что вы ищете?
– Место, где ко мне не будут приставать не в меру любопытные женщины!
Она фыркнула.
– Ваша грубость не отпугнет меня. Я хочу знать правду!
Он уставился на мегеру, на мгновение потеряв дар речи. Но когда ощутил исходящий от нее запах розовой воды и осознал, что Розалинда у него в спальне и они одни, от его гнева не осталось и следа.
Он пожирал ее глазами. Ее шаль лежала на полу, оставив обнаженными два кремовых полумесяца плоти над зеленым корсажем. Как лепестки лилии, плывущие по бурному морю, они поднимались и резко опадали в такт ее прерывистому дыханию. Затем он перевел взгляд на ее дрожащий подбородок и полные приоткрытые губы.
Те самые проклятые губы, которые постоянно приводили его естество в боевую готовность.
– Если вы не перестанете совать нос в чужие дела, – рявкнул он, – я приму другие меры!
Схватив ее за плечи, он опустил голову, но, прежде чем успел поцеловать ее, она взмолилась:
– Не надо! – Он помедлил. – Не смейте целовать меня, Грифф Бреннан!
Грифф Бреннан! Это была последняя капля, переполнившая чашу терпения. Она соединила его имя с фамилией Дэниела.
– Я вас предупреждал, – выдохнул он. И прильнул губами к ее губам.
Он ожидал от своей богини войны яростного сопротивления, но она словно замерла.
Самая соблазнительная женщина, когда-либо искушавшая страстного мужчину, была в его объятиях у него в спальне. И он желал ее. Проклятие, как же он ее желал!
Какие восхитительные у нее были губы! Какой рот! Нежный, теплый, манящий, пахнувший корицей – Розалинда любила яблочные пироги с корицей.
Но на этот раз он жаждал гораздо большего, чем поцелуи. Хотя и понимал, что это безумие.
Розалинда почувствовала в нем какую-то перемену, настойчивость и решимость. Будь он проклят! Он просто хочет отвлечь ее от стремления узнать правду. Почему же она не оттолкнет его?
Он продолжал покрывать ее поцелуями, его ловкие пальцы вытаскивали из ее прически шпильки. Волосы рассыпались у нее по спине.
Это испугало ее до полусмерти. Что, ради всего святого, она делает? Она должна думать о сестрах и сейфе папа´.
Собрав всю свою волю, она слегка отстранилась от него.
– Я не позволю вам это делать. Не позволю меня отвлечь.
– Почему нет? – пророкотал он, осыпая поцелуями ее щеки. – Бог свидетель, вы отвлекаете меня уже много дней.
Она отпрянула от него.
– Не лгите! – Она не вынесет, если он снова станет притворяться и причинит ей боль, как было в прошлый раз, когда он целовал ее.
Он внимательно всмотрелся в ее лицо.
– Лгать вам? Что вы имеете в виду?
Сосредоточившись на испачканной сажей рубашке – еще одном свидетельстве его подпольной деятельности, она заговорила, захлебываясь словами:
– Не думайте, что я глупа. Я отдаю себе отчет в том, что далека от совершенства, что не обладаю ни красотой, ни идеальной фигурой, которые могут возбудить мужчину. Вы все это делаете для того, чтобы отвлечь меня от ваших тайных планов. Вы же не можете считать меня...
– Очаровательной? Соблазнительной? Сводящей с ума? – Он схватил ее за плечи и отрывисто рассмеялся. – Все это время я схожу с ума, пытаясь сдерживаться и не целовать вас, а вы уверены... – Он слегка отстранил ее, в его взгляде горело желание. – Поверьте мне, Розалинда, у вас нет ни единого недостатка. Кроме отсутствия здравого смысла держаться подальше от мужчины, который проводит ночи, вожделея вас.
У нее перехватило дыхание. Нет сомнения, он желает ее. Это написано у него на лице.